«В моем огромном доме нет тепла, рядом нет близкого человека, к сожалению» - певец и композитор Виль Усманов

«ПЕСНЯ – СРЕДСТВО СУЩЕСТВОВАНИЯ»

– Виль, вы все еще поете? Ваши песни в последнее время не звучат на радио, вас не видно на экранах телевизоров...

– Видимо, вы не следите за моим творчеством. Пою. Если меня не видно на ТВ, это не значит, что ушел со сцены. Может быть, нет на ТНВ, а другие каналы показывают – «Туган тел», «Майдан», например.

– Сотрудничаете с «Татар радиосы»?

– Нет, потому что я для них неформат.

– А какой у вас формат? Для какой аудитории вы поете?

– Исходя из тем моих песен, можно сказать, что мой зритель – это люди старше сорока. Авторы моих песен тоже примерно того же возраста.

– Вы себя считаете популярным?

– Нет, не могу себя назвать особо популярным.

– А были популярным?

– Возможно, в начале своего творчества. Звали на разные мероприятия, концерты.

– А сейчас почему перестали быть популярным?

– Это ведь не от меня зависит. Говорить, что я совсем уж не популярный, тоже, наверное, неправильно. Ездим на гастроли. Приходится петь, потому что надо зарабатывать. Для меня песня – это еще и средство существования.

– Можете собрать зал?

– Сегодня на эстраде где-то 80 процентов исполнителей не могут собрать зал. И я среди них. Поэтому большинство известных артистов пошли в самую нелюбимую мной сферу – поют по банкетам или ведут разные мероприятия – свадьбы, юбилеи.

– А это для вас недостойная работа – вести банкеты?

– Нет, просто я не хочу полностью уходить в эту сферу. Могу сходить, но не на любой банкет.

– Каким должен быть человек, который сможет увидеть вас на своем банкете?

– Не могу сказать, каким, но не на все банкеты иду.

– Сколько берете, например, за юбилей?

– Точной стоимости нет. Для друзей могу и бесплатно спеть.

– Но все же?

– От 20 до 50 тысяч.

«ЖИЗНЬ ТЯЖЕЛАЯ»

– Эстрада изменилась?

– Появляются разные направления. Вот Фирдус Тямаев пришел на эстраду новой волной. Теперь многие ориентируются на него, тоже стали танцевать на сцене. Все перешли на более ритмичные песни. Есть прекрасные исполнители – участники фестиваля «Татар моны», они могут петь хорошие, сложные народные песни. Но эти артисты тоже теперь перешли на более легкий формат. Если так пойдет, как бы наши бабушки в будущем не стали слушать один рэп.

– А почему фестиваль «Татар моны» заглох?

– Почему, он еще работает. Я был исполнителем обязанностей директора. Еще недавно вынашивал идею создания продюсерского центра для наших молодых артистов, которые умеют петь наши народные, аутентичные песни. Но не получил поддержки от министерства.

– Как вы считаете, вот эти направления – рэп, танцевальные, легкие песни – соответствуют нашему менталитету?

– Мне кажется, нет. Я не могу принять такие тексты, но сама видишь, такие песни слушают миллионы. Как говорится, народ «кайфует». Не так просто понять, что же нужно зрителю.

– Значит, у вас не получается собирать залы. Раздаете билеты по организациям?

– По-разному бывает. Приходится и через организации работать. Многие так делают. Просто не все признаются, стыдно.

– Значит, приходится угождать разным руководителям?

– Нет. Но у меня есть друзья среди руководителей.

– Они состоятельные люди? Встречаетесь с ними «за рюмочкой чая»?

– Они главы администраций. Их денег я не считал. А что касается встреч – бывает. Можем посидеть, поговорить о жизни.

– Жизнь тяжелая?

– Не легкая. Жизнь ставит свои условия, надо много и старательно работать. Я сегодня работаю не в государственной организации, а на себя. Если вдруг заболею и стану нетрудоспособным, не дай бог, и если нет накоплений, что я буду делать?!

– А накопления есть?

– Не такие большие суммы, но и они закончатся. Что хочу сказать: у нас сейчас нет уверенности в хорошей жизни в будущем.

– Какая вам нужна сумма, чтобы прожить месяц?

– Не меньше ста тысяч. Если меньше, то не хватает.

– В Татарстане многие зарабатывают 30 – 40 тысяч, еще платят ипотеку.

– Но из этих ста тысяч платишь аренду, за ротацию и что-то остается на жизнь. Быть артистом эстрады стоит дорого.

– Кредит выплачиваете?

– Да, я построил дом, поэтому пришлось взять кредит.

– Если петь – это дорого, могли бы преподавать физкультуру? У вас и диплом есть.

– Я знаю, что не проживу на 20 – 25 тысяч рублей учительской зарплаты, поэтому пою. А может, выплачу кредит, дострою дом, а потом и в школу. Не могу сказать с уверенностью, что смогу. Чтобы работать с детьми, нужны железные нервы.

– Дети изменились?

– Конечно, изменились. В молодости я преподавал. Дети тогда и дети сейчас – большая разница. Матерятся, курят. К учителю уважения практически нет. Нельзя на ученика поднимать голос, заставлять их работать. Случайно что-нибудь скажешь – ребенок донесет родителям, что учитель ударил, учителя и посадить за это могут.

«ПЕСНИ НЕ ПРОДАЮ»

– Вы же еще и композитор. За сколько песни продаете?

– Пока не продавал, я их дарю молодым исполнителям. Но придет время, и цену назначу.

– Как рождается мелодия? Появляется ниоткуда?

– Это зависит от текста. Если в тексте увижу какую-нибудь привлекающую меня мысль, тогда и мелодия может родиться. Иногда берешь текст – ничего не рождается. Но проходят недели, читаешь эти стихи заново – получается прекрасная песня.

– Сейчас на эстраде очень много однотипных песен, согласны?

– За других не отвечу. Главное – песня не должна быть похожа на чью-то. И в народных песнях есть схожие мелизмы. Я пишу мелодию – и ее «забываю», то есть не приступаю к другой песне, пока не отпустит эта мелодия. Иначе эти две песни будут похожи.

– Как вы считаете, у нас есть «вечные» песни, которые дойдут до будущих поколений?

– Думаю, что есть. Тридцать лет назад я сочинил песню «Син яшерен йолдыз мэллэ?», ее поют по сей день. Люди слушают ее и спрашивают – это что, новая песня? Думаю, у каждого композитора есть такие песни. У Фирзара Муртазина это «Бер генэ минутка». У Ильгиза Закирова – «Энкэмнен догалары», Сара Садыкова подарила татарской музыке «Жидегэн чишмэ». Но таких «вечных» песен не должно быть много.

«ЖЕНЕ СКАЗАЛ: НАДО РАЗВЕСТИСЬ»

– С женой вы прожили 20 лет и развелись.

– Да, мы развелись. Жили, вырастили детей, дали им образование.

– Почему развелись?

– И женщина меняется, и я тоже, наверное, изменился. Бывшая жена выполнила свою работу: родила детей, мы их вместе вырастили. А после этого радость от совместного проживания перестали чувствовать. Я сам предложил: надо развестись.

– Не думали, что этим можете ей причинить боль?

– Мысль о разводе созревает годами и только усиливается. Она уже была готова к разрыву брака. Мне тоже было нелегко уйти из семьи.

– Думали о разводе, но жили вместе?

– Да, жили вместе.

– Собираетесь в будущем жениться еще раз?

– Конечно. Сейчас я чувствую себя одиноким. В моем огромном доме нет тепла. Рядом нет близкого человека, к сожалению.

– Жена должна быть моложе вас? На сколько лет?

– Я должен быть старше ее на 10 – 15 – 20 лет. Это природой так предусмотрено.

– Новый дом построили для новой жены?

– Да, но пока живу один. Если дети хотят, могут жить со мной.

– Взяли бы женщину с ребенком?

– Предпочитаю воспитывать своего.

– Сколько детей хотели бы?

– Не знаю, может быть, двоих.

– Жена будет работать?

– Я считаю, что женщина не должна сидеть дома. Иначе она постоянно будет думать, где муж.

– Что для вас любовь?

– Помню одну мудрость от Туфана абый Миннуллина. Скажу примерно смысл: когда кушаешь намазанный медом хлеб, сначала съедаешь вкусное, а потом остается грызть остальное. И любовь так же – поначалу она сладкая, а потом уже, вспоминая, как было сладко, «доедаешь» остальное.

– Вы человек вредный?

– Этого во мне достаточно. Вредность есть у всех.