Женщины и дети Атамби

Когда мы смотрим какой-нибудь фильм, нередко говорим себе: «Ну, такое только в кино бывает, насочиняли авторы небыль». А потом, в случайном разговоре, казалось бы, с самым обычным человеком узнаём истории из жизни, очень похожие на кадры остросюжетного фильма. Рассказ Равии апа Насыбуллиной о своём далёком военном детстве, признаюсь, не раз заставил содрогнуться.

Многие вещи Равия апа помнит в мельчайших подробностях, несмотря на то, что было ей тогда не более 4 лет. Безусловно, всё происходящее стало сильным потрясением для маленькой девочки и на всю жизнь врезалось в её память.

Всегда приветливая, никогда не унывающая Равия апа, повествуя о тех событиях, несколько неожиданно для меня разволновалась. Впрочем, выдаёт её только слегка дрожащий голос и то, что говорит несколько торопясь, словно боится упустить, не успеть сказать что-то важное. Начинает она свой рассказ с 1940 года.

- Видимо, работы не было. Отец, как и многие из нашего села Исергапово, а также Малых Бавлов, по вербовке поехал рубить лес на север, на границу с Финляндией. Детей в семье было трое: брат Варис, я и сестрёнка Разима. Запомнилось, что перед отъездом родители резали овец, мама засушила мясо в печи и положила его в мешки.

Мы уехали с Ютазинской станции в товарных вагонах, в которых раньше возили уголь. Из тех, кто тогда был с нами, сейчас жива лишь Асия из Атамби (так в простонародье называется одна из улиц в Исергапове - авт.), с ней была и её маленькая сестрёнка Аклима трёх-четырёх лет. Помню, как отец на станциях в литровом эмалированном чайнике приносил воду и кипятил её на железной, раскалённой докрасна печи, стоявшей посредине вагона. Однажды, когда поезд тронулся, Аклима упала с полки и угодила прямо на печку, обхватив её руками. Что делать? Как помочь? Поезд на ходу, не остановишь, воды холодной нет. Помню, отец и другие мужчины отвели Аклиму к выходу и помочились на её ожоги (в народной медицине моча считается эффективным средством от ожога). Не было никаких лекарств, но всё же раны девочки потом потихоньку зажили.

Ехали долго и в итоге приехали в Карело-Финскую АССР, как сейчас понимаю, на границу с Финляндией. Отец с другими мужчинами начал рубить лес. Жили мы в длинном бараке в чаще соснового леса. Помню, мама, дав нам, детям, пустые консервные банки, отправляла собирать росшую вокруг клюкву. Неподалёку от барака протекала речка, отец сделал в ней лунку, а мама ходила за водой. Туда же целым стадом приходили на водопой лоси. Бывало, мама не раз приходила с пустыми вёдрами, испугавшись диких зверей.

Весной мама родила девочку, но ребёнок был мёртв. Мы с отцом, положив его в ящичек из фанеры, похоронили в лесу…

И вот однажды прошёл слух, что началась война. Женщины выходили из бараков и плакали. Самолёты начали летать чаще. Говорили: «Вот немцы пролетели». Стали слышны звуки взрывов. Помню, как забирали наших отцов на фронт: мы, дети и женщины, стоим вдоль барака, а мужчин строем уводят. Наш отец Тимерхан сделает несколько шагов и оборачивается, смотрит на нас, ещё несколько шагов и снова оборачивается. Проходя через небольшой мост, он, вновь обернувшись, оступился и упал в воду. Вот так и ушёл - весь мокрый. После этого мы не получали от него никаких вестей…

Оставаться в прифронтовой полосе было очень страшно, все начали думать, как уехать обратно.

С нами из Исергапова была женщина - очень пробивная Сайма (имя изменено) - заправская командирша. Собрав всех женщин, она сказала, что надо сходить в районный центр, взять пропуски, чтобы уехать. Так и сделали - ушли в райцентр, за главного над малышнёй оставили восьмилетнего Вариса. Сколько страха мы тогда натерпелись! Немецкие самолёты пролетали так низко, что сносило крыши барака. Коровы, которых накануне пригнали с фронтовой линии, ошалелые от страха, начали со страшным рёвом метаться, пытаясь выбраться из карды. Летели стёкла, стоял невыносимый гул... Мы, забившись в угол, плакали...

На следующий день после возвращения матерей нам, нескольким детям и женщинам из Исергапово, предстояло по лесу пойти к станции. Самой знающей считалась Сайма, на неё все и надеялись. Но утром выяснилось, что она, взяв с собой сына и ещё одну женщину, сбежала. Как мы узнали потом, Сайма всё-таки лесами дошла до станции, добралась до дома. А брату мамы - дяде Хасану сказала, что поезд, в котором были мы, разбомбило, и все мы погибли…

В итоге по дремучему лесу мы пошли семером: наша мама Магния, брат, сестра, я, наша односельчанка Гульзия апа и её дети - маленькая дочь Гульсина и ещё ребёнок-грудничок. Его Гульзия апа носила в перед-нике. Но кроха через несколько дней умерла, а Гульзия апа ещё некоторое время носила бездыханное тельце с собой… Видимо, не хотела оставлять в лесу, надеялась, что скоро из него выберемся. Но выбраться мы всё никак не могли.

Помню, не было покоя от огромных комаров, а ещё мама очень боялась самолётов. Услышав гул мотора, мы сразу тушили костёр и прятались под деревьями. И потом, уже в мирное время мы ещё очень долго боялись самолётов, прятались кто куда, услышав их звук.

Иногда в лесу встречались солдаты. Тогда в «переговоры» вступал Варис, он в бараке играл с русскими детьми и немного знал язык, объяснял, кто мы, куда идём.

Там очень много озёр. Набредёшь на одно из них, не зная, куда двигаться, как его перейти. Иногда на берегу попадались небольшие плотики, благодаря которым мы переправлялись.

Нередко мы выходили к местам бомбёжек - в земле зияли глубокие воронки, лежали выдернутые с корнями огромные сосны.

Что в этот момент думали, что переживали наши мамы, не знающие дорогу, уже который день плутавшие с маленькими детьми по лесу, остаётся лишь догадываться…

Однажды мы вышли к большому озеру. На берегу лежало много рыбы, вернее, всё, что от неё осталось, - почти одни скелеты. Мы так изголодались, что начали жевать эти косточки.

Когда сидели на берегу, появились два солдата. Я их отчётливо помню - в зелёной форме, худощавые. Они подошли, присели к нам. Брат рассказал, в чём дело. Солдаты стали понемногу отламывать свой хлеб и давать нам, гладить нас по голове, а у самих по лицу слёзы текут. Они объяснили, как пройти к станции.

Как я понимаю сейчас, эта встреча спасла нам жизнь, так как к этому времени мама была доведена до отчаяния, а мы - голодные и обессилевшие. Как она рассказала потом, именно перед встречей с солдатами ей в голову пришла страшная мысль. Чтобы не видеть, как мы умираем от голода, она хотела связать нам руки и бросить в озеро, а потом броситься самой…

В итоге мы вышли к железной дороге, а потом добрались до станции. Маме и брату хватило смелости зайти к начальнику и попросить помощи. Я до сих пор благодарю тех людей, которые по-доброму отнеслись к нам, поверили, посадили в поезд. Так мы доехали до Перми.

Там произошла ещё одна удивительная встреча с Мубаракзяном Юсуповым из нашего села. Он отвёл нас к начальнику станции, а тот распорядился отвести нас в баню. Мы и вправду страшно выглядели - грязные, в лохмотьях, вшивые, кожа вся в болячках. Так мы, наконец-то, помылись. Сердобольные люди дали маме какие-то деньги и она купила нам с сестрой розовые коротенькие платьица, сандалики, носочки, шляпки. Потом нас посадили на поезд до Бугульмы. И приехали мы домой как из гостей, по тем временам невиданно нарядные. На бугульминской станции нас встретил Хасан абый, которому мама заранее дала весть о нашем приезде.

Вернулись в родное село, домой. В нашем огороде в это время вовсю цвела картошка - это наша соседка Минзян апа позаботилась. Она же вымыла наш дом, узнав о приезде.

Жизнь понемногу наладилась. Семье, как беженцам из прифронтовой зоны, ежемесячно выдавали пособие и полпуда хлеба. Как и все, собирали траву, мёрзлую картошку. Случалось и такое, что мы, сельская детвора, помаленьку воровали зерно - горсть в кармашек и бегом домой.

Весть о Победе услышали в поле. Парень верхом на лошади нёсся к нам и издалека кричал: «Война закончилась! Война закончила-а-ась!» Он так быстро скакал, что налетел прямо на костёр.

Возвращались солдаты - кто без руки, кто без ноги. К кому-то приходили похоронки. А от нашего отца никаких вестей не было.

Тот февральский день 1946 года я хорошо запомнила. Мы сидели за столом - обедали щами из мёрзлой капусты. За окном мела метель. Видим, что какая-то женщина открыла ворота и завела запряжённую лошадь, а на телеге сидит человек, накрытый тулупом. Это был день возвращения отца. Думая, что мы погибли, приехал к нашим родственникам в Кзыл-Яр, где узнал, что мы живы.

Все эти годы он находился во вражеском плену, здоровье подорванное, болел туберкулёзом. Но и морально было не легче - его мучили воспоминания о концлагере. Была тому одна очень веская причина: там, у немцев, он встретил своего односельчанина, который продался фашистам и был у них в услужении. Отец рассказывал, как тот его голого бил под ледяным душем, на просьбы папы одуматься молча наносил удары дубинкой. Этот человек потом тоже вернулся в село, работал в колхозе на ответственной должности. А отец молчал, рассказал только нам, так как пожалел его восьмерых детей. Прожил он после возвращения шесть лет, умер в 1952 году.

***

В судьбе Равии апа и потом было немало сложных ситуаций, но она ни на что не жалуется, относится к жизни по-философски, мудро, довольна своим скромным бытом. Единственное, о чём сказала с болью, - это неуважение к хлебу, к такому бесценному для неё как тогда, так и сейчас.

- Люди выбрасывают хлеб в мусорный контейнер. Я подбираю его и отдаю соседке - она держит кур. Помню, как мы, учась в школе, из Исергапова ходили пешком за хлебом в Бавлы. В магазине, как всегда, толчея, нас, детей, нередко просто выкидывали из очереди. А мы русский язык не знали, ответить не могли. Наш директор школы Аухади Зияров учил нас: «Говорите «ипийски кирэкски» («ипи» - хлеб, «кирэк» - надо), если нужно, заплачьте, но не сдавайтесь». Какой ценностью для нас был этот кирпичик хлеба! И сейчас, прежде чем нарезать хлеб, я целую его, благодаря Всевышнего.

История нашей многострадальной страны отражается в биографии таких людей, как Равия апа. Они живут рядом с нами, с молодым поколением, соотнося свою шкалу ценностей с нашей действительностью. Присмотревшись к их жизни внимательнее, можно найти ответы на многие вопросы: о ценностях и мелочах жизни, порядочности, человечности.